Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаете, Кенни, мне начинает надоедать ваша непрерывная критика.
— Угу.
Он сунул ей в рот намазанную соусом тортилью[8].
Соус оказался огненным, и к тому времени, как Эмма отдышалась, принесли остальные блюда. Пока они ели, Кенни развлекал ее местными байками, и вскоре Эмма уже громко смеялась. Он, когда хотел, мог быть остроумным и занимательным спутником, или Эмма сама непонимала, по какой причине мир окрасился в радужные тона, а в голове стало легко: то ли из-за побасенок Кенни, то ли под влиянием огромного бокала с «Маргаритой», уже почти пустого.
Извинившись, она проследовала в дамскую комнату, а по возвращении ее ждала еще одна «Маргарита», с иным привкусом, но такая же восхитительная. Воспоминание об иглах дало ей повод немного побаловать себя. На темных стенах вспыхнули многоцветные огни.
Наконец Кенни отодвинул недоеденное мороженое с корицей и, подозвав официантку, расплатился, хотя Эмма настаивала, что сегодняшний ужин пойдет за ее счет.
— Скоро десять, — заметил он. — Нам пора, если, конечно, не передумали.
— Ни за что! — чересчур громко объявила она и, заметив, что почти кричит, попыталась понизить голос: — Немедленно в путь.
Она встала, и комната медленно поплыла перед глазами.
— Осторожно, — предупредил Кенни, взял ее за руку и повел к выходу, раскланиваясь налево и направо с бесчисленными фэнами.
Эмма ожидала, что на воздухе ей станет легче, но, очевидно, ошиблась: окружающий мир завертелся с угрожающей скоростью, и ей пришлось принимать срочные меры.
— Кенни, а за что вас отстранили? — пробормотала она, стараясь четче выговаривать слова. — Вы так и не сказали мне.
— Вряд ли вам понравится ответ.
Ей хотелось раскинуть руки, обнять его, обнять весь свет.
— Сегодня я счастлива… мне нравится все… все…
— Так и быть. Среди всего прочего я ударил женщину.
Это было последнее, что запомнила Эмма.
Она услышала шум воды и подумала, что второклассницы, должно быть, снова включили шланг под окнами ее коттеджа. Они страшно любили наливать воду в птичью ванночку, но не всегда помнили о необходимости вовремя завернуть кран. Эмма задумчиво свела брови и попыталась подобрать нужные слова, чтобы приструнить воспитанниц, но язык не хотел слушаться.
Шум воды прекратился. Она блаженно вздохнула и устроилась поудобнее.
— Эмма!
Она чуть-чуть приоткрыла глаза, ровно настолько, чтобы видеть белый потолок. Слишком белый для ее милого коттеджа. А где трещина над кроватью, похожая на лепесток? И вообще, что здесь делает Кенни?
Одно полотенце было обернуто вокруг его бедер, другое свисало с плеча. Волосы мокрые и взъерошенные.
Коловращение мира внезапно прекратилось, и Эмма поняла, что находится в его доме и в его кровати.
И тихо застонала.
— Проснись и пой, королева Элизабет.
— Что я здесь делаю? — прошептала она.
— Внизу у меня полный кофейник кофе, который, думаю, вам не помешает. Вы, как видно, совершенно не умеете пить.
— Пожалуйста… — выдавила она, с ужасом глядя на смятые простыни, — скажите, что я не должна вам тридцать долларов.
— Радость моя, после того, что случилось прошлой ночью, это я у вас в долгу.
Эмма взвыла и зарылась лицом в подушку. Кенни безжалостно хмыкнул:
— Должен признаться, в постели вы настоящая тигрица.
Она вынудила себя взглянуть на Кенни, но не снесла дьявольского блеска в его глазах и вновь уткнулась носом в подушку.
— Не расточайте зря комплименты. Ничего не было, — пробормотала она.
— Откуда вам знать?
— Вы еще способны держаться на ногах.
Очередной смешок.
Учитывая ее растрепанные чувства и далекое от совершенства физическое состояние, она посчитала этот ответ довольно наглым, но, поскольку приходилось бороться с приступами накатывающей дурноты, дать достойный отпор не смогла. Все, на что хватило ее сил, — осторожно приподняться и сесть, стараясь не двигать головой. Опустив глаза, Эмма обнаружила, что, кроме трусиков, лифчика и футболки с логотипом техасского университета, на ней ничего нет. Но сейчас она не позволяла себе думать о том, каким образом избавилась от остальной одежды.
— Хотите я включу вам душ?
Эмма обреченно поплелась к ванной комнате.
— Не стоит. Вы можете принести мне кофе.
— Будет сделано, ваше высочество.
Она закрыла за собой дверь, стащила через голову футболку, лифчик и повернулась к раковине.
И издала пронзительный вопль.
Кенни расплылся в улыбке и прислушался. Крик сменился чем-то, напоминавшим всхлипы. Улыбка Кенни стала еще шире, но тут же ее место заняла зверская гримаса: на лестнице раздался стук каблучков.
— Дерьмо! — прошипел он.
Дверь спальни распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в комнату ворвалась роскошная брюнетка со смоляными волосами и фигурой модели.
— Иисусе, Кенни, кого ты прикончил на этот раз?
В этот момент из ванной вылетела Эмма, закутанная в большое полотенце. Глаза у нее были, как довольно большие чайные блюдца.
— Что вы со мной сделали?!
— Эмма, познакомьтесь с моей младшей сестрой Тори. Тори, это леди Эмма Уэллс-Финч.
Пока Эмма пыталась прийти в себя и ответить что-то подобающее случаю, Кенни оглядел Тори. Как всегда, безупречна, в элегантном наряде от Наймана Маркуса, из тех обманчиво простых маленьких платьев, стоимость которых намного превышает размер государственного долга, и элегантных итальянских босоножках. В ушах сверкали бриллианты величиной с голубиное яйцо, свадебный подарок ее последнего, но уже бывшего, мужа.
Локоны, такие же темные, как у брата, были уложены в модную прическу — каре. В свои двадцать восемь Тори слыла одной из красивейших женщин Техаса, и недаром: высокая, изящная зеленоглазка притягивала мужчин как магнитом. Однако все прелести Тори перевешивал один существенный недостаток: она обладала способностью действовать на нервы, как никто другой. Все же Кенни любил ее и, возможно, единственный в мире понимал, какие неудовлетворенность и боль разочарованного сердца скрывались под внешним блеском.
— Ты когда-нибудь научишься пользоваться звонком? — проворчал он.
— Зачем, когда есть ключ? — удивилась Тори, с нескрываемым интересом изучая Эмму. — Милочка, ну и татуировка у вас! Просто отпад!
Не обращая внимания на гостью, Эмма со слезами на глазах ринулась к Кенни:
— Как вы могли допустить такое?!